|
Ю.В.Васильев*) Выступление на вечере памяти Барласа 26 апреля 1985 года в ЦДЛ Мы познакомились примерно во времена оттепели, знаменитой и дорогой нам всем. Володя пришёл со своим близким другом. И мы в течение нескольких минут нашли контакт, как будто мы были давным-давно знакомы. Меня поразила в Володе его открытость, его какая-то бескожность. Он сразу говорил о самом сокровенном. Мы не вступали, никакого не было предисловия, как будто прервали беседу вчера, а сегодня ее продолжаем, и это так и продолжалось до самой последней минуты, когда мы с ним встречались. Я много раз с ним бывал на футболе. Я даже всегда смотрел на него, а не на футбольное поле, потому что он как бы сливался с какой-то высшей страстью, которой – мне завидно – у меня не было. Володя прекрасно знал все мои дела. Он интересовался моей жизнью. Моя жизнь была в те годы тяжёлая, и он помогал просто как друг дома моей незадачливой семье. Володя помогал мне работать над портретом Пастернака. И когда мы говорили о том, что памятник на его могиле страшно крошится, мы с Володей пытались убедить Евгения Борисовича заменить этот неудачный монолит на хороший камень, который бы не сосал воду по осени и по весне, потом расслаиваясь чечевицеобразно и разлетаясь от мороза. Но наши попытки оказались безуспешными. И, к сожалению, если кто внимательно наблюдает за памятником, видит, что он сильно разрушается. О работе над Блоковским мемориалом. Зная мои некоторые практические возможности, Володя влетает: «Юра, Станислав Лесневский восстанавливает Шахматово. Поехали. Там всё разрушено». Увлёк, поехали. Приехали на перекладных. И вот столб, на столбе железная надпись, стихи. Станислав Лесневский говорит: «Охотники стреляют в эту самую железную надпись». И это всё. Я говорю: «Этого мало. Должен быть камень, вот здесь бы и поставить». «Где камень найти?» – Лесневский говорит – «Я знаю, там есть один, 20 км, в совхозе, поехали – небольшой.» Все – Володя, Станислав – в поисках этого камня. В конце концов в Осинках какой-то старик говорит: «Да был тут камень – и куда-то девался». И в конце концов мы этот камень разыскали. Камень поставлен. Все наши чаяния сбылись изначальные. Потому что музей нужно восстанавливать. Ну, а камень-то уж не сдвинуть. А ведь толчок-то был от Володи. Володя был настолько какой-то весь внутри хрустальный, чистый, но однако же очень колючий. У него был какой-то особый угол, под которым он рассматривал все явления. Иногда можно было с ним не соглашаться и мы спорили до хрипоты. Теперь я думаю, что я зря, конечно, и спорил. Но его спор был настолько убеждённый и возвышенный, что даже если я чувствовал, что он неправ, он побеждал меня своей страстностью, и я сдавался и замолкал. Он что бы только ни придумал, моментально исполнял. Он был какой-то весь огненный. Однажды я сижу, и вдруг приходит Володя весь в слезах. У него такое было кашне. Он всегда в нём ходил одно время, и он это кашне на себе как-то возит, возит по шее и рыдает. Рыдает страстно. «Что, Володя, что случилось?» «У моей дочери обнаружили что-то в лёгких. Этого не... с этим нельзя согласиться» – «Да что вы, теперь врачи...» – «Да что врачи, я сам понимаю, в чём дело». В конце концов еле-еле я его успокоил как-то. Потом через некоторое время опасность отступила, а когда я к нему приглядывался, мне почему-то запомнилось, как он на себе это кашне крутил, я его портрет и написал*). Я не совсем согласен с такой точкой зрения, что Володя был каким-то недужным человеком. Я не представляю, чтобы он бегал ради жизни. Нет, он жил ради бега. Мне так кажется, что его представить нельзя небегущим. Я как бы представил себе образ Володи – бегущий к какой-то таинственной истине, ищущий ее, безудержный олень хрустальный... Текст напечатан в сб. «Жизнь прекрасна и беспощадна. В.Барлас – Л.Кнорина. Эссе, стихи, письма, воспоминания друзей и близких». Составитель Т.Барлас. М., «Готика», 1997 на главную страницу к оглавлению раздела «Родители, дедушки и бабушки...» |